Юдин В. А.
ФЕНОМЕН СОЛЖЕНИЦЫНА
Тверской Солженицынский сборник: к 80-летию классика русской литературы / под научной редакцией д. ф. н. В. А. Юдина и к. ф. н. Вл. Вл. Кузьмина. - Тверь: Изд-во ТвГУ, 1998. - С. 28-39.
Вряд ли я открою Америку, если скажу: писатель Александр Исаевич Солженицын - явление сложное, идейно многомерное, художественно полифоническое, не беспротиворечивое, но главное, что хотел бы подчеркнуть, - явление глубоко национальное, русское, как магнит притягивающее к себе на протяжении десятилетий полярные, часто борющиеся друг против друга общественно-политические силы. Вокруг его имени скрещивают шпаги люди самых разных взглядов, эстетических пристрастий, творческих идеалов и - вот что примечательно! - чуть ли ни каждому хочется видеть Солженицына в своих рядах как некое идеологическое знамя, чуть ли ни каждому хочется воскликнуть: ⌠Солженицын - наш!■ Да, Александр Исаевич - лютый и непримиримый враг коммунистов, но, как ни парадоксально, очень многие его идеологемы - скажем, ностальгия по монархии, русской державной государственности, крепкой, сильной и независимой России - удивительным способом взаимодействуют с национально-патриотическими лозунгами нынешних коммунистов. Как и они, его злостные оппоненты, Солженицын ненавидит русофобию, решительно отвергает западные притязания на экономическую и духовную экспансию России, убежден, что у России собственный исторический путь в будущее... Недаром русские патриоты православно-монархического толка не без оснований видят в Солженицыне страстного поборника и певца самодержавия, утвердителя многовековых, исконно русских национальных традиций, нещадно порушенных в октябре 1917 года. Космополитствующая часть российской либеральной интеллигенции в свою очередь поднимает на щит антибольшевистские идеи писателя, как бы не замечая своих принципиальных расхождений с ним... Одним словом, Солженицын столь широк, столь идейно многомерен, что его ⌠хватает■ на политические программы самого пестрого социального спектра. Припоминаю такую казусную историю. Как-то ехал в трамвае. Подошла ко мне пожилая, бедно одетая женщина и неожиданно сильным, гневным голосом воскликнула: ⌠Владимир Александрович, вы пишете хорошие патриотические статьи в газетах. Я и мои друзья с удовольствием читаем эти ваши публикации. Но зачем Вы поддерживаете предателя Солженицына?! Он же не наш!! Он продался Западу!■ Не время и не место было для спора. Но как мне тогда хотелось в ответ страстно возразить: ⌠Не торопитесь сами продавать Западу Солженицына! Давайте постараемся его понять. Ведь он наш, русский, писатель-патриот!■ Если он в чем-то заблуждается, ошибается, то, как всякий живой человек, имеет право на ошибку, хотя спрос с него - писателя, претендующего на роль мыслителя, пророка, - конечно, должен быть, как и ответственность за свои слова и произведения, немалым, не то, что с простого, неизвестного человека. Это нестареющая традиция в Отечестве нашем: видеть в творческой личности, писателе фигуру куда более высокую и значимую, нежели самый высокий и значимый политический деятель. Вспомним ⌠второго царя■ в дореволюционной России, отлученного от Церкви, но почитаемого целой плеядой радикальничающей интеллигенции, великого Льва Толстого, или беспощадного клеймителя крепостничества, богоборца-страстотерпца Радищева, или горячего поборника ⌠старой■ веры Протопопа Аввакума... Народ падал ниц перед ними уже только за то, что они много натерпелись, настрадались, переживали притеснения официальной власти. Не секрет, что многострадальцы - независимо от того, за что они, собственно, пострадали! - неизменно были и остаются ⌠героями дня■ в православной, сочувствующей России. Так было, есть и, видно, будет. Так уж мы устроены: своей боли не замечаем, а другому многотерпеливцу готовы отдать самое наипоследнее... Велик душою и прекрасен русский человек!.. У меня отношение к Солженицыну - писателю, идеологу, оракулу - очень неоднозначное. Я осуждаю его злобноядовитые антишолоховские пассажи (якобы ⌠Шолохов не сам писал ⌠Тихий Дон■), диву даюсь его некоторым наивным суждениям в статье ⌠Как нам обустроить Россию■, решительно не согласен, хотя понимаю их природу, с его обвинениями Сталина и теми субъективистскими оценками, что горстями разбросаны в его публицистике (писатель пошел на поводу западных антисталинистов-русофобов, пристрастно оперируя явно лживыми ⌠фактами■ и цифрами жертв сталинских репрессий...), - впрочем, как тут Солженицына не понять и как ему не посочувствовать - ведь он успел пострадать от ⌠культа личности■... Но как писатель-мудрец, как историк-документалист, страждущий правды, он был обязан стремиться к исторической правде, отбросив обывательский искус мести мертвому Сталину... При всем том я понимаю и принимаю страдательно-трагическую личность и судьбу Александра Исаевича. Писатель-гуманист Солженицын жаждет словом пробудить совесть у тех, у кого ее уже давным-давно не стало, да и была ли она вовсе?.. Я убежден, что Солженицын, как и М. Шолохов, А. Блок, С. Есенин, Л. Леонов, - знаковая фигура в отечественной нравственно-философской литературе ХХ столетия и чрезвычайно яркая общественно-политическая звезда на небосводе российской жизни, игнорировать которую, как, впрочем, и искусственно завышать, - значит, намеренно лукавить или попросту ничего не смыслить ни в жизни, ни в литературе. Особенно высоко ценю его смелую, по-граждански мужественную, яростно-бескомпромиссную публицистику, начиная со знаменитого ⌠Открытого письма вождям Советского Союза■, откровенно антисоветской художественной автобиографии ⌠Бодался теленок с дубом■, и особенно последних лет: имею в виду его выступления (уже после возвращения на родину из долгой вынужденной эмиграции) на радио и телевидении, в которых с неумолимой беспощадностью разоблачается российская кремлевская олигархия (кстати, Солженицын первым употребил этот точный, убийственный термин, адресовав его заевшимся обитателям кремлевского Олимпа). Его резкие, беспощадные обличения вызвали буквально шок в ⌠демократической среде■. Нет, не такого Солженицына они ждали из Америки!.. Они надеялись увидеть и принять в свои ряды лютого русоненавистника, а приехал русский патриот, глубоко возмущенный перелицевавшейся в ⌠демократов■ партноменклатурой. Они надеялись, что писатель с пеной у рта станет восхвалять ⌠достижения■ пресловутых ⌠реформ■, а Александр Исаевич, как и прежде, когда еще громче громил партийных бонз из КПСС, стал выводить их на чистую воду, соскабливая с них фальшивую ⌠демократическую■ позолоту. Вот почему заинтересованные политические партии попытались сделать писателя своим знаменем. Но - напрасно! Солженицын остается неизменно самим собой. В отличие от многих других собратьев по творческому цеху политически не заангажирован, жестко не привязан ни к какому политическому стану. Означает ли это, что Солженицын не имеет политического стержня? Нет, не означает. Напротив, писатель, быть может, крепче и надежнее других идейно направлен, ибо в центр своих философских и политических исканий с самого начала поставил единственно верную цель - служить России. ⌠Россия - вот моя партия!■ - воскликнул он однажды, когда его уже в который раз спросили, на какой политической платформе он стоит. "Я ни с какими политическими деятелями в сегодняшней России не встречался, не имею контакта ни с кем и не принадлежу ни к какой партии, ни к какому движению. Я всю жизнь предан русской истории и из понимания событий в русской истории имею такие взгляды. Я их буду высказывать. Это не значит, что в России это понравится. Очень многим не понравиться то, что я буду говорить. Я не уверен, что, когда я вернусь в Россию, я буду иметь свободу слова. Я ни к каким фракциям вообще принадлежать не буду, прежде всего, потому, что я политической деятельностью как таковой заниматься не буду. Я не займу никакого политического поста. Я не буду баллотироваться ни на какую должность. Я - писатель. И это мое подсобное второе дело - заниматься общественными выступлениями. Писатель должен общаться с простыми людьми. Я буду им объяснять, что я считаю для России полезным и нужным, а кому это понравится или не понравится, мне совершенно не важно... Я привел слова Александра Исаевича из интервью, данного им еще до возвращения из вынужденной эмиграции в 1993 году Шведскому радио. Прошло пять лет. Верен ли своему слову писатель? Бесспорно. В одном лишь, вряд ли сам того желая, ошибся Солженицын: власть имущие бонзы не пожелали, чтобы он, как того страстно хотел, общался с любезным его сердцу русским народом, они просто-напросто отлучили его от России, запретили выступать перед микрофоном, да и печатать в газетах почти перестали... Будто нет в живых писателя. Вот и думай, что хуже: сидеть в концлагере советском - а по тебе плачет весь ⌠свободный■ мир, разнося душераздирающие вопли по всему свету о твоих ⌠страданиях■, или сиди себе один на кухне и возмущайся, гневись, мучайся, сколько влезет: никто твоего голоса, никто твоих слез не увидит и не услышит... Вот уж, поистине, за что боролись, на то и напоролись!.. "За все время, что я вернулся, а это уже третий год, я встречался со многими высшими лицами нашего государства, выступал на нескольких важных совещаниях. Как бы вы ни построили свое выступление, как бы вы что ни говорили наверху - бесполезно. У нас демократия еще и не начиналась. Ни одного дня демократии мы еще не видели. Демократия - это власть народа. Это когда люди сами управляют своей судьбой. Для этого нужно местное самоуправление. У нас разогнали декоративные советы, но не заменили их ничем. И это делается сознательно. У нас строй - олигархия. Сто - сто пятьдесят одних и тех же людей топчутся над нами на вершине. Переменяются местами, переменяются местами. Одни и те же, одни и те же. Они бесчувственны. У них нет ощущения, что делается со страной, с народом. Нет У них взаимоотношения между собой, взаимоотношения с заграницей, интриги. Выход только один. Местное самоуправление, имеющее свои финансы. Мы должны расти снизу...(Солженицын А. ⌠Демократия у нас еще не начиналась...■ // Тверские ведомости. - 1996. - ╧ 73. - С.1). Констатация фактов, сделанная писателем, бесспорно, правильная, трагическая, реальная. А вот переживания, как выйти из кризиса, убедительными до конца не назовешь... Впрочем, суть не в ответе, а в постановке судьбоносного вопроса. А как отвечать на него, как народу поступать - выберем все вместе, на общем собрании великой России. Солженицын прекрасно понимает, что любая политическая заангажированность лишает художника-творца беспристрастности и объективности в оценках жизненных явлений. Потому-то он и не состоит ни в одной партии, упорно сторонится какого бы то ни было прямого участия в политическом противоборстве. У меня создается впечатление, что Александр Исаевич намеренно аполитичен еще и потому, что здраво мыслит: России не нужно такое огромное число партий и движений, ибо это вносит раскол в общественное сознание, размывает главный смысл существования национального человека - любить Россию, ведь Отечество наше состоит из десятков и сотен групп и группочек, часто непримиримых, враждебных, готовых в одночасье уничтожить друг друга. Какая польза от этого людям?.. Обществу, как никогда, нынче необходимо общественное единство и согласие во имя духовного, нравственного и экономического возрождения. Но необходимо, помимо всего прочего, еще общенациональное согласие в государстве, подчинение лично-индивидуальных приоритетов общественным, без чего совершенно невозможно установление подлинно демократических принципов жизни. А что мы имеем сегодня? "Наши сегодняшние российские демократы так называемые - никакие вовсе не демократы, - говорит Солженицын. - Когда вы посмотрите на наших демократов, то вы еле-еле найдете два-три второстепенных, третьестепенных имени, которые боролись против коммунизма. А вся сегодняшняя наша демократия - это была верная прислуга коммунистов. Они проводили коммунистическую идеологию, учились в коммунистических академиях, занимали коммунистические должности, издавали коммунистические журналы, а потом вдруг стали сразу демократами... Ясно, что и многие коммунисты - партийцы опытные - тоже стали ⌠демократами■, а заодно и коммерсантами, т.е. они поняли, что надо воровать. Откуда берутся у них сейчас богатства? Не из производства, нет, не из того, что человек сделал своими руками, наладил изготовление товаров и заработал на этом. Они разворовывают национальное достояние и на этом обогащаются. Я не знаю, было ли когда-нибудь в истории такое положение... Огромное национальное достояние, которое считалось государственным, вдруг оказалось ничье. И власти нет, и каждый хватает, продает, кто за границу, кто друг другу. Вот так они и получают деньги. Вот такая нечестная, нечистая власть у нас всюду. И чиновники, которые сидят на местах, бюрократы - все коррумпированы, причем именно сейчас буйно коррумпированы - последние два года. Нельзя шагу сдать по закону. Закон дает мне право от него что-то получить. Нет! Дай взятку. Без взятки - ничего! Поэтому сплошная коррупция и бюрократия. В этом смысле в России ужасающее состояние (Здесь и далее цитирую интервью А. И. Солженицына корреспонденту Шведского радио Стигу Фредисону в декабре 1993 года). Разумеется, Солженицын - не экономист, не социолог, нередко его идеи чужой для него сферы экономики отдают явным утопизмом, однако, не секрет, даже опытные ученые мужи к ним прислушиваются, улавливая судьбинный, человеческий аспект пророчеств писателя. Не может не импонировать критический пафос публицистических выступлений Солженицына, не пасующего ни перед какими российскими авторитетами власти, припечатывающего к стенке любого, кто ненавидит Россию, мучает и унижает ее народ. ⌠Ельцин сказал такую фразу: ⌠Нам некогда было выбрать лучшую форму реформы. Нам надо было скорей, скорей, скорей реформу!..■ Но разве можно так делать?! В такой огромной стране и ⌠скорей■, ⌠скорей■, ⌠скорей■... В результате начали разрушительную реформу. А нужно было начинать ради нужд людей маленьких; система, какая стояла, пусть бы пока и стояла. Нужно было оживлять мелкий бизнес, маленькие сельско-хозяйственные участки, то есть мелкую частную собственность (как в Китае - В.Ю.). Люди получили бы еду, одежду, ремонт, обслуживание - сервис. Потом - средний бизнес. И так постепенно, постепенно вся система. А они сразу разрушили все и объявили открытые цены. Экономисты совершенно безголово делали реформу. Их хвалили, а они не понимают даже жизни. Они говорят: ⌠Да, но мы не ожидали, что цены так вырастут■. Но если ты ⌠не ожидал■, то какой же ты экономист?! ⌠Мы ⌠не ожидали■... Куда ж ты шел?.. Со слепыми глазами шел... Губительно начали реформы, совершенно губительно. А Международный валютный фонд в этом подталкивал, на это и направлял. А теперь МВФ хвост поджал... Потому что не было еще такого опыта. Они все по Латинской Америке судили. Но там частный бизнес был, а у нас не было. Международный валютный фонд не имел правильной теории, не знал, что делать, но давал советы, директивы. У нас постились, что МВФ даст потом в долг 24 миллиарда долларов, когда-то даст, потом, в долг... А пока у нас начали разворачивать на 100 миллиардов, 200 миллиардов!.. Воруют - и все■. Я охотно верю в искренность горестных умозаключений Солженицына, взывающего к совести российских горе-реформаторов, журящего МВФ, словно он, как нашкодивший школьник, пошалил, поозорничал, а взаправду якобы хотел блага для России: МВФ ⌠не имел правильной теории■, ⌠не знал, что делать■... Ох, Александр Исаевич, свежо предание, да верится с трудом!.. Хотел бы я верить в порядочность МВФ, да факты не дают. Не ⌠ошибка■ это и не ⌠просчет■, как раз напротив, все было донельзя учтено, все хорошо продумано ярыми русоненавистниками, а потому и разыграли циничный фарс с пресловутыми ⌠реформами■, чтобы загнать в гроб Россию... ...Как русскому писателю, гражданину-патриоту, Солженицыну безмерно дорого российское национальное достояние, дороги наши исторические, духовные и культурные традиции, овеянные благородным православно-христианским светочем, он отвергает призывы доморощенных западников ⌠вернуть Россию в мировую цивилизацию■ и потому убежден, ни за какие коврижки не продаст душу дьяволу, как того давно хочется недоброжелателям России. На вопрос: ⌠Какие стороны ⌠дикого■ капитализма видны сегодня в России?■ - писатель с великой горечью воскликнул: ⌠Самые отвратительные, каких и на Западе не было. Потому что на Западе все-таки начинали не с того, чтобы национальное достояние грабить, сколько хочешь. У нас же сейчас можно взять и продать, скажем, нефтяные залежи просто так. Вот мы с вами решили: давайте эти залежи продадим, например, в Германию. Продали! Все. И мы уже ⌠капиталисты■... А преступность, коррупция... Александр Исаевич, чем вы объясняете эти беды в России? "Ужасно! Ужасно!! Ужасно!!! Это результат того, что 70 лет уничтожали все честное и умное в народе, всех людей, которые благородно мыслили, специально выбирали и уничтожали. Вообще, все строить надо снизу. Не верхними декретами из Москвы: указ такой-то, указ такой-то... Надо строить маленькие общины, как я однажды выразился, нужна демократия малых пространств. И от них постепенно надо расти кверху. Солженицын правомерно ставит вопрос о необходимости формирования национально-патриотического сознания у людей, ибо никакая экономика сама по себе не возродится, если производящие ее граждане лишены высокого духовного чувства, мыслят космополитическими категориями. ⌠Не может быть гражданского общества без Гражданина. Сперва должен быть воспитан Гражданин, должно быть воспитано правосознание. А вот у нас правосознание слабое. Оно подорвано. У нас оно не было слишком сильным и до революции. А уж после революции оно просто вырезано... Надо, чтобы в людях родилось сознание права. И так постепенно будет развиваться общество. Это очень долгий процесс■. Новомышленники-демократы объявили Россию ⌠Федеративным■ государством. Но всякий ли знает, что означает истинная Федерация и федеративна ли в настоящее время Россия? Солженицын рассуждает: ⌠Я должен сказать вам, что понятие ⌠Федеративная Россия■ родилось ложным образом от ленинской тактики. Что такое - это всегда центростремительное движение, т.е. швейцарские кантоны, скажем, решили, что им отдельно не прожить, они начали объединяться и создавать государство. Или штаты Америки. Создали сперва несколько штатов, потом больше, больше, больше - получились Соединенные Штаты. Германия была раздроблена на мелкие княжества. Эти княжества стали собираться. Так создалась Федеративная Германия. Значит, федерация - это всегда явление центростремительное, т.е. когда отдельные единицы соединяются крепко, на равных условиях, чтобы создать крупное и более сильное государство. А Россия уже была единым государством. Но Ленин сразу объявил положение о федерациях, т.е. раньше Россия была разделена на губернии, прочные административные деления, они существовали по крайней мере два столетия подряд. И механизм этот работал четко. Ленин же ⌠нарезал■ автономных республик. И пока Ленин был, и пока Сталин был, и пока коммунизм был, это имело довольно формальное значение. А когда произошел развал Советского Союза, в этот момент эти все республики национальные возомнили, что они суверенные, что они свободные. Сами по себе. У нас в республиках власть национальных меньшинств, которые составляют совет республик. В России русских 80 процентов, а управляют Россией не русские... Так что наши федерации ложно построены. У всех националов мысли, как уйти из федерации, захватить свое имущество■. Какой же идеал общественного Гражданина предлагает нам Солженицын? Для Л. Толстого, как мы знаем, это был Платон Каратаев - глубоко мирный труженик-созидатель, верующий человек, гармоничный, сладостно погрузившийся в обитель святой христианской веры, повседневного труда и естественных житейских забот. Л. Толстой воссоздал образ, на который стремился и сам походить. А у Солженицына? Не такой ли идеал спокойного многотерпеливца, поборника чести и достоинства?.. Думаю, так оно и есть. Безумие и кровавые оргии радикал-экстремистов-большевиков, стремившихся в одночасье перестроить общественный организм по своим меркам, напрочь писатель отвергает, как, впрочем, отвергает и ⌠демократов■ образца 90-х годов нашего века, ибо это те же, собственно, большевики ⌠наоборот■, рассматривающие Россию ни много ни мало как ⌠вязанку хвороста в костре мировой революции■ (Троцкий), широковещательно продекларировавшие в 1917 году: ⌠Весь мир насилья мы разрушим...■, но положившие в основу своей уничтожающий идеологической религии именно насилие, унижение и уничтожение несчастного народа. Бесчеловечные эксперименты в виде всевозможных ⌠приватизаций■, ⌠ваучеризацией чужды Солженицыну, ибо противоречат его гуманизму и художественно-нравственному идеалу. Вспомним ⌠идеальных■ героев солженицынской прозы, носителей истинно русских национальных черт: скажем, многотерпеливца и многострадальца Ивана Денисовича (⌠Один день Ивана Денисовича■), неустанно ищущего смысл бытия, интеллектуала Воротынцева (⌠Красное колесо■) и др. Ведь по сути это те же Платоны Каратаевы, только живущие во второй половине трагического ХХ века. Им не удалось, подобно толстовскому герою Каратаеву, устроить жизнь по образу ⌠тихого■ созидания, ХХ век безжалостно закрутил их в политических круговертях. Но психология, общественные нравы, гражданская устремленность - послужить Отечеству не словом, а делом - те же, каратаевские: мирные, душеспасительные, чистые, исконно русские. Вспомним, какие по преимуществу произведения Солженицына с неистовым напором поднимали на щит западноевропейские демократы в 70-е годы? За них писатель удостоился Нобелевской премии, других международных престижных наград. Прежде всего те, в которых писатель сокрушал социализм: ⌠В круге первом■, ⌠Архипелаг ГУЛАГ■... Зато лишенные откровенно идеологической заданности и от того не менее яркие по художественному исполнению ⌠Матренин двор■, ⌠ Красное колесо■ зачастую оставались на периферии европейского ⌠общественного признания■... Вы думаете, Солженицын не понимал и не видел конкретно целевой заданности западноевропейского ⌠агитпропа■? Безусловно, и понимал, и видел, и роптал недовольно, когда его откровенно афишировали не как писателя, а как некую стенобитную машину для разрушения коммунистической крепости. Он сегодня часто высказывает недовольство и разочарованность, когда о нем пишут и говорят как о политическом таране и могильщике коммунизма, а не как о крупном писателе-мыслителе, художнике-прорицателе, наследнике и продолжателе нестареющих традиций русской классической литературы. Между тем в памяти потомков Солженицын останется прежде всего как яркий художник слова, Гражданин, пламенный защитник чести и достоинства великого русского народа. Сегодня, когда идеологические страсти вокруг писателя приутихли, поулеглись, настает время осмысления его феномена именно с этих эстетических позиций, наиболее продуктивных оптимально отвечающих его философской и морально-этической устремленности. Солженицын - феномен русской национальной культуры. При всех сложностях и противоречиях (у кого из могикан художественного творчества их не было?!) его гуманистических исканий, подчас взаимоисключающих, и даже парадоксальных поступков и заявлений, он был и остается писателе-правдоискателем, служащим России честно, бесстрашно, целеустремленно, самозабвенно, не за страх, а за совесть. ⌠Жить не по лжи■ - это не только нравственный принцип творца, но корневая суть его идейного, социального и эстетического облика. II А. Солженицын защищает Пушкина В советской партийно-ортодоксальной прессе 70-80-х годов приходилось нередко читать: ⌠Солженицын продался Западу■, ⌠спелся с американским империализмом, антисоветчиками■, ⌠выполняет заказ ЦРУ по разрушению СССР■ и пр. и пр. Парадоксально, но факт: в равной степени идеологи Советского Союза и их оппоненты за океаном всяк по-своему стремились разыграть солженицынскую карту: если европейские ⌠советологи■ стремились использовать Солженицына как антикоммунистический таран, разрушавший ⌠империю зла■, то их политические оппоненты в СССР не стеснялись им помогать в сотворении мифа Солженицына-русоненавистника, намеренно смешивая понятия национальные и идеологические... Между тем, смею утверждать, Солженицын далеко отстоял как от тех, так и от других, всецело связывая свои деяния, свое многогранное творчество с судьбой России, русского народа. Ни партийные ортодоксы Советского Союза, ни западные ⌠советологи■ вовсе не помышляли осмыслить феномен писателя во всей его сложной и многозначной противоречивости, еще меньше их интересовала эстетическая самобытность его художественных творений: каждая из сторон максимально идеологизировала Солженицына, пытаясь извлечь из этого оптимальную политическую выгоду. Солженицын, бесспорно, яростный и непримиримый враг большевизма, революционного радикализма, но не меньший противник он и западных русофобов, ибо недвусмысленно писал и говорил: у России свой, собственный путь исторического развития, а цивилизованная Европа всячески на протяжении веков этому препятствовала и препятствует, навязывая России те или иные политико-идеологические доктрины то в виде тоталитарного ⌠социализма■, то пресловутой ⌠демократии■, ничего общего не имеющей с подлинным народоправством. Выступление Солженицына в ⌠Вестнике русского христианского движения■ (1984, ╧ 142) против скандально известного эмигранта из СССР Абрама Терца (Синявского) - автора цинично-злобных ⌠Прогулок с Пушкиным■ - на корню разрушает клеветнический миф, будто Солженицын ⌠страдает■ русоненавистничеством, миф, кстати сказать, искусственно раздувавшийся в идеологическом ведомстве ЦК КПСС, возглавляемом небезызвестным Александром Яковлевым, лихо переметнувшимся в годы ⌠перестройки■ в стан ⌠демократов■, а в догорбачевскую эру этот бдительный страж коммунизма рьяно защищал ленинские принципы руководящей роли партии в обществе и искусстве. Сегодня, в канун юбилея великого Пушкина, уместно напомнить читателю, с какой неистовой убежденностью ведет борьбу Солженицын за сохранение чистого и светлого облика великого русского Поэта, с каким твердым непреклонством опровергает измышления доморощенных и западных ⌠пушкиноведов■. ⌠Бессчастный наш Пушкин! Сколько ему доставалось при жизни, но сколько и после жизни. За пятнадцать десятилетий сколько поименованных и безымянных пошляков упражнялись на нем как на самой заметной мишени. Надо ли было засушенным рационалистам и первым нигилистам кого-то ⌠свергать■ - начинали, конечно, с Пушкина. Тянуло ли сочинять плоские анекдоты для городской черни - о ком же, как не о Пушкине? Зудело ли оголтелым ранне-советским оптимистам кого-то ⌠сбрасывать с корабля современности■ - разумеется, первого Пушкина, - с горечью пишет Солженицын в статье ⌠...Колеблет твой треножник■, впервые увидевший свет в ⌠Вестнике русского христианского движения■ (Париж - Нью-Йорк -Москва, 1984, ╧ 142) и перепечатанной журналом ⌠Новый мир■. Но даже в самые жуткие годы, к ранней пятилетке, уже стали ⌠революционные идеалисты■ окунаться. И даже в советской ⌠Литературной энциклопедии■ <...> все же выводили ⌠включение поэта в нашу эпоху и ценность его для социалистической культуры■ (Солженицын А.И. Колеблет твой треножник //Новый мир. - 1991. - ╧ 5. (далее ссылки на это издание даны в тексте с указанием страниц)). Солженицын клеймит ⌠знатоков■, ⌠всезнавцев■ русской литературы, кто без конца упражняется на разрушении Пушкина и всей русской классической литературы. ⌠Вот эмигрантский журнал (⌠Синтаксис■, ╧ 10) печатает на редкость сердитую статью из СССР ⌠Пушкин без конца■ (в смысле: когда же ему будет конец?). Ведь кажется так уже ясно: ⌠вряд ли можно найти что-нибудь более чуждое современному человеку, чем лирика этого поэта■, ⌠Пушкин попросту не нужен■, - но изумляет желчного автора ⌠неожиданная необычная популярность поэта■ и даже ⌠возникший у нас культ личности Пушкина■. Впрочем, берется объяснить, - ⌠надо только отделаться от пиетета перед его гением■. Методика будет такая: ⌠светлая сторона личности Пушкина не будет нас здесь интересовать■, ⌠незачем касаться того, в чем он был чист и глубок■ (ведь не это же нам объяснит, почему его так любят в России через 150 лет), также и - ⌠нас интересует здесь не поэтический дар... Александра Сергеевича■, достаточно мерки классово-политической...■ (148). Солженицын отвергает тенденциозные писания, шельмующие русский народ, высокую духовность и нравственность коего страстно воспевал великий Поэт. ⌠И вот наконец ответ о сегодняшней популярности Пушкина, - с едкой иронией замечает Солженицын, - он потому близок и понятен нашему обществу, что он такой же предатель! - вот открытие. Пушкин ⌠предал свои убеждения под угрозой тюрьмы и покорился власти, от которой зависело его общественное положение и материальное благополучие. Пушкин был политическим дегенератом■. В духе стандартной дореволюционной ⌠освобожденческой■ непримиримости нам указывается: Пушкину ⌠не пришла в голову мысль, что откровенность перед царем постыдна, потому что царь - политический враг■. (Ископаемое из слоя тех десятилетий). И только, де, потому никого не заложил, что его не посадили в каземат...■ (149). Солженицын философски осмысляет Пушкина как личность державно-государственного масштаба, противника кровавых революций, контрреволюций, восстаний, переворотов, уповавшего на просвещенную монархию, на духовную идеологию православия, бескомпромиссно отвергавшего всякое насилие человека над человеком, что прямо отвечает гуманистическому взгляду Пушкина, писавшему: ⌠...Не должно торопить времени и без того уже довольно деятельного. Лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от одного улучшения нравов, без насильственных потрясений, страшных для человечества■. ⌠┘И чувства добрые я лирой пробуждал■ - квинтэссенция гениальных творений великого русского Поэта, отринувшего и революционный радикализм друзей-декабристов, и ⌠русский бунт, бессмысленный и беспощадный■, столь ярко и зримо отображенный в ⌠Капитанской дочке■, и кровавые оргии французской революции... ⌠Можно бы заметить, ⌠Андрей Шенье■ (⌠Заутра казнь, привычный пир народу; / Но лира юного певца / О чем поет? Поет она свободу: / Не изменилась до конца!■) - записан до декабрьского восстания, Пушкин уже тогда раздал цену революциям. ⌠И Годунов■ со всей его исторической глубиной - создан до┘■, - подчеркивает Солженицын (149). Напомню читателю: Шенье люто возненавидели французские мятежники за то, что тот бесстрашно, резко осудил проводимые ими массовые казни, осуждал Робеспьера, взывая к разуму и милосердию, пытался добиться отмены казни французского короля - но, увы, жестокая революционная секира не вняла гуманным призывам поэта, не пощадила и его самого... Вот что очень тревожило Пушкина, понимавшего, что французская революционная стихия может захватить и Россию, вот почему он с тревогой воспринимал гибельность дерзких планов декабристов, расправиться с царем и его семьей. Исключительная, далеко не юношеская мудрость и прозорливость Пушкина восхищают всех - но только не его недругов из просвещенного ХХ столетия... С. Л. Франк писал: уже к 1825 году в Пушкине выработалась ⌠совершенно исключительная нравственная и государственная зрелость, беспартийно- человеческий, исторический, ⌠шекспировский взгляд■, ⌠глубоко-государственное, изумительно мудрое и трезвое сознание, сочетающее принципиальный консерватизм с принципами уважения к свободе личности■. И даже та прожженная советская литэнциклопедия худших начетнических времен отмечала поворот во взглядах Пушкина с 1823, а пушкинское неодобрение декабрьского восстания объясняла хоть ⌠боязнью крестьянской революции■, но не лично шкурными же интересами. Далеко же шагнули образованские критики в своих понятиях■, - гневно-иронично пишет Солженицын о западных ⌠образованцах■ (149). Читателя, конечно, живо интересует, кто же тот пасквилянт - ⌠пушкиновед■, который с вульгарно-социологических позиций, обывательски роясь в грязном белье, сочинял небылицы о великом русском поэте, которого вывел на чистую воду Солженицын? ⌠...Появись эта статья в отроге вольной социалистической публицистики, она и была бы отрыжкой все тех же классовых аналитиков. А нет, пикантность в том, что ее приючает в ограниченном объеме своего журнала Синявский■ (да-да, тот самый Абрам Терц, автор ⌠Прогулок с Пушкиным■, о котором мы упомянули выше - В.Ю. (149). Я не стал бы вспоминать почившего в бозе А. Синявского (Терца), если бы ныне здравствующие нигилисты-ниспровергатели Пушкина не продолжали глумиться над его священным именем в том же развязно-клеветническом ключе, что и Синявский в ⌠Прогулках с Пушкиным■. Привольно гуляющая ныне по прилавкам книжных развалов книжица А. Пьянова ⌠Стихи не для дам■ (1994) - разве не из того же ряда, что и гнусные ⌠Прогулки с Пушкиным■?.. Считаю низким и постыдным, оскорбляющим светлую память Поэта, появление книги А. Пьянова, в которой собраны якобы пушкинские вульгарные сочинения. Почему ⌠якобы■? Да потому что их принадлежность перу великого Поэта, по свидетельству крупных пушкиноведов, не установлена и не доказана. Вспоминаю в этой связи письмо Пушкина Вяземскому о Байроне, которое можно адресовать и самому Пушкину: ⌠Толпа жадно считает исповеди, записи etc <...> , потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он и мал и мерзок - не так, как вы - иначе■. Хлестко, метко, не в бровь, а в глаз бьет острым словом Солженицын критика-вурдалака, осмелившегося посягнуть на святая святых русской литературы (да только ли на Пушкина?.. От Синявского по первое число достается и Гоголю: ⌠Рисовал все в превратном свете своего кривого носа■, и Лермонтову, и Гончарову, и Чехову, и даже Толстому - последний ни много ни мало объявлен А. Терцем-Синявским ⌠гениальной посредственностью■...) ⌠Странное, скажем, эссе, я назвал бы его ⌠червогрыз■, наиболее точно к его ходам■ - и дает блестящий анализ антинаучной методике подобного рода грязных ⌠исследований■: ⌠У него нет смысловой конструкции, оно именно так и строится: начав со сладкого места, прогрызать и дальше лабиринт по сладкой мякоти, а где твердые косточки, что не идет в жвало - миновать. Ни там индуктивного, ни там дедуктивного метода критик нам не предлагает, но ведет по замышлено запутанным извивам. Противоречия между ходами не смущают эссеиста: вурдалак (с большой экспрессий и пониманием нам передан процесс вурдалачества и его ощущения) - и смирение■ (150). Солженицын не спрямляет сложную эволюцию духовных исканий Пушкина, но вместе с тем убежден: кощунственно утверждать, как это позволяет себе Синявский-Терц, будто ⌠легкость в отношении к жизни была основой миросозерцания Пушкина■. Вот стихотворение Пушкина ⌠Безверие■ - свидетельство его трудного приобщения к православной вере (1817). 18-летний юноша исповедуется┘ Ум ищет Божества, а сердце не находит... Во храм Всевышнего с толпой он молча входит, Там умножает лишь тоску души своей┘ А между тем - Завесу вечности колеблет смертный час, - приводя к открытию, что - Лишь вера в тишине отрадою своей Живит унылый дух и сердце ожиданье. ⌠В наше время не каждому и в 60 лет доступно такое видение■, - не без оснований заключает Солженицын. ⌠Пушкин пропитан русской народной образностью: в общей сродности с народной основой и его христианская вера. Она выражается в форме народного благочестия, которое он естественно перенимает из народной стихии: ⌠Пречистая и наш божественный Спаситель■. Тут и нянино венчанье - ⌠Так, видно, Бог велел■, и предсмертный земной поклон Пугачева кремлевским соборам, и весь колорит ⌠Бориса Годунова■, и православный подвижник Пимен, и прямая защита православия в письме к Чаадаеву. С сочувствием и пониманием комментирует наш поэт и ⌠Словарь святых■, не боясь вольтерьянского хохотка. Не сочтешь поэтической игрой переложение двух молитв. Не сочтешь и простым разговорным оборотом: Веленью Божьему, о Муза, будь послушна. Вера его высится в необходимом, и объясняющем, единстве с общим примиренным мирочувствием┘ Туда б, в заоблачную келью, В соседство Бога скрыться мне. Актуализируя Пушкина, объясняя подлинный величественный смысл его гуманистических исканий, Солженицын не без оснований скорбит в связи с удручающе низким нравственным уровнем современной литературы - и русской, и западно-европейской. ⌠Самое высокое достижение и наследие нам от Пушкина - не какое отдельное его произведение, ни даже не легкость его поэзии непревзойденная, ни даже глубина его народности, так поразившая Достоевского. Но - его способность (наиболее отсутствующая в сегодняшней литературе) все сказать, все показываемое видеть, осветляя его. Всем событиям, лицам и чувствам, и особенно боли, скорби, сообщая и свет внутренний, и свет осеняющий - и читатель возвышается до ощущения того, что глубже и выше этих событий, этих лиц, этих чувств. Емкость его мироощущения, гармоничная цельность, в которой уравновешены все стороны бытия: через изведанные им, живо ощущаемые толщи мирового трагизма, - всплытие в слой покоя, примиренности и света. Горе и горечь осветляются высшим пониманием, печаль смягчена примирением. За что на Боге мне роптать, Когда хоть одному творенью Я мог свободу даровать? Это - не мимоходная фраза, это философия, ⌠милость к падшим призывал■. Пушкин принимает действительность именно всю и именно такою, как ее создал Бог. Все противоречия у него разрешаются в жизнеутверждающей созвучности, в светлом аккорде. Вот этим оздоровляющим жизнечувствием Пушкин и превозвысил надолго вперед - и русскую литературу уже двух веков, и сегодняшнюю смятенную, изданную западную■ (158). ...Это написано Солженицыным еще в апреле 1984 года. Вряд ли такие откровения русского писателя-патриота-изгоя могли понравиться западным властителям, усиленно творящим из него антисоветскую идеологическую бомбу. Но Солженицын предпочел кривде Правду, ибо хорошо понимал: Запад метит, якобы, в коммунизм, а стремиться попасть в самое сердце России. Так оно и случилось. Трагические пророчества писателя сбылись. ⌠Уже целая литературная ветвь (в эмигрантском отвилке усвоив себе и новый атрибут ⌠русскоязычная■) практически ⌠работает на снижение■, развалить именно то, что в русской литературе было высоко и чисто. Распущенная и больная своей распущенностью, до ломки граней достойности, с удушающими порциями кривляний, она силится представить всеиронию, игру в вольность самодостаточным Новым Словом, - часто скрывая за ними бесплодие, вспышки несущественности, переигрывание пустоты■ (159). Очень дороги, близки и понятны каждому русскому человеку слова Солженицына-патриота, заботника попранной и многострадающей России: ⌠Для России Пушкин - непререкаемый духовный авторитет, в нынешнем одичании так способный помочь нам уберечь наше насущное, противостоять фальшивому■ (159).
Vlad.Kuzmin 1998-99. All rights reserved.