[СОДЕРЖАНИЕ] [О НЕМ] [ДЕЛА] [КНИГИ][РАССКАЗЫ][СТАТЬИ] [О ЦЕРКВИ] [ЛЕТОПИСЬ]

Выступление на торжественном заседании
на V Рождественских образовательных чтениях (1996 г.)

Ваше Святейшество!

Честные отцы! Уважаемые коллеги!

Осмелюсь предложить собравшимся некоторые соображения, как сегодняшнее церковное состояние соотносится с нашим историческим прошлым. Я надеюсь, они окажутся небесполезными для вопроса об образовании в русской школе.

В жестоком кризисе России, который поразил всех нас и в котором виноваты все мы, нельзя нам не оглянуться на то прошлое, десятилетиями и даже веками подготовлявшее этот кризис. Русская Православная Церковь тоже вложилась в это бедственное течение и тоже разделяет ответственность за сокрушительное историческое поражение русского народа, испытанное и испытываемое им в XX веке.

По моему глубокому убеждению, первая роковая трещина в нашем хребте, первый жестокий удар нашему духовному и национальному сознанию мы нанесли себе губительным Расколом XVII века, безоглядно жестокими карами государственной и церковной власти по отношению к миллионам вернейших и трудолюбивейших своих подданных, и все - лишь из-за мелких, необязательных обрядовых новизн. И это жестокое преследование своих единоверных мстительно, с пароксизмами усилений, продолжалось - невероятно вымолвить - 250 лет! - до 1905 года, когда и прекращено-то было не по раскаянию той и другой власти - а от общего сотрясения России, уже предвестника конечного обвала. Скоро минет с того года и еще столетие - и поднялись ли мы до того, чтобы наконец просить прощения у гонимых? Нет, в разных ветвях нашей Церкви решились только... простить их, гонимых и снять с них анафему. Одна эта историческая борозда обнажает, насколько же мы негибки сознанием и насколько же не созрели для широкодушия.

Мы и понесли свою расплату. Под имперской дланью правительства пригнетенно теряя свою независимость и свой духовный авторитет, наша Церковь вслед за потерей большей части образованного класса стала в конце XIX века и в начале XX терять верующих в самой цельной и преданной части народа - в крестьянстве, в селе, не говоря уже о простонародьи городском. Это нравственное отпадение уже тогда открылось внимательным взорам, а с приходом революционных лет оно стало питательной почвой, поставщиком кадров молодежи, так потребных революционерам для их разрушительных действий.

Низшей точкой падения самодостойности Русской Православной церкви, видится мне февраль-март 1917 года, когда церковные иерархи, когда Святейший Синод, запуганные политическим и идеологическим ветром эпохи, не только не нашли в себе стойкости преградить путь развалу России, сказать свое громкое и властное "нет", но послушно включились в игру февральских однодневок и даже в пошлую их терминологию. К счастью, от этого низшего мига началось уже и взнятие, подъем церковного духа - и воодушевленные народные выборы митрополитов Тихона и Вениамина, и начало заседаний Поместного Собора, оставившего нам наследство и посегодня драгоценное, еще во многом не использованное. Однако это начавшееся духовное возрождение уже непоправимо отставало от стремительного хода революционных сотрясений России.

Да, в коммунистических зверствах 20-х годов Русская Православная Церковь выстояла сотнями и тысячами мучеников, безколебно отдавших жизнь за веру с душевной твердостью античных первохристиан. Их пример, крепость и правота их духа - завет нам и свидетельство, что живой поток веры не пресекался в русском народе и после Серафима Саровского, и во все десятилетия массового обезбоживания. Однако на поверхности, для мирового обозрения, видится другое: большевики грабили алтари, закрывали, оскверняли десятки тысяч храмов, сотни монастырей - и лишь в 1918-1932 встретили разрозненные попытки сопротивления, а в последующем десятилетии, пли полном разорении и омертвлении православного лика страны - наш народ уже не имел воли к сопротивлению, зато в каждом селе находился доброволец взлезть на купол храма и сшибить крест. И в глазах всего мира так и висит над нами повторяющимся укором: как же ваш народ все это допустил? значит, он сам этого хотел? Тем, кто не пережил нашего ада - и объяснить-то невозможно. (Снаружи и издали было не заметно, что именно это большевицкое гонение на Церковь и отбирало, и закаляло подлинно верующих, готовых на жертвы и даже смерть за веру. Хорошо помню и по своим мальчишеским впечатлениям, как в конце 20-х годов именно эта атмосфера преследования Церкви создавала и притягательность к посещению церковных служб, распрямляла душу).

Конечно, массовое отпадение от христианской веры ≈ это процесс мировой, и длится уже не первое столетие, и русский народ не авангардный в нем, ≈ но сложилось так, что именно у нас большевицкое глумление столь кричаще выявило мерзость той пропасти, в которую опал народный дух.

Однако, чтобы не сваливать все происшедшее на силу внешнюю относительно христианства, надо с самоотверженностью спросить: а в чем мы сами подготовили этот провал? Из первых вопросов, встающих тут: хотя вектор неотмирности органически присущ христианству, но в уклонении русского Православия ⌠от мира сего■ не было ли избыточного перекоса? Верна ли была почти принципиальная внесоциальность Православия? (Или, точней: не только преимущественная, но почти всецелая обращенность его к воздействию личностному).

Это не раз отмечали наши мыслители. Бердяев писал: ⌠Православие не воспитало русского человека для исторической жизни, для самостоятельности и дисциплины■. Иван Ильин: ⌠Народное самочувствие, еще от московской Руси, таково: мы храним единственную веру, и нам нечего перенимать у других; но это ≈ церковно-национальное самомнение, неподвижность быта и сознания, опасная духовная инерция■.

Изучая предреволюционную русскую историю, я не мог не поразиться: на крупнейшие общественные события у нас были в арсенале как будто всего только два общественных ответа: или отслужить молебен, или отслужить панихиду. В таких двух поворотных точках истории, как убийство Александра П и убийство великого реформатора Столыпина, ≈ разве мы ответили на злодейства усилием продолжить и развить реформы? Нет, только панихидами. Считали ли современники, что это освобождает их от действий? А на судьбоносный урок самсоновского поражения в 1914 году мы даже и панихидами не отозвались, но перекрыли ликованием о прибытии в Ставку чудотворной иконы.

Посмотрите, как социально энергичны и католичество, и протестантство, и ислам, и иудаизм, ≈ они активно участвуют в общественной жизни верующих. Конечно, и русская дореволюционная Церковь создала по стране сеть богаделен, приютов, строила прославленные впоследствии больницы. И все же: именно Православие разрешало себе чрезмерно ослабить внимание к земной жизни в помышлениях о мире ином. И посмотрите, как большевики острее всего боялись и запрещали именно социальные проявления нашей Церкви: уже уступя с 40-х годов и часть храмов и право богослужения внутри храмов, ≈ они жестоко подавляли всякое церковное движение из храма в общество, в быт, даже в благотворительность. А уж в нашем сегодняшнем невиданно смятенном обществе, при нашей потерянности не только в духовной, но и прямо в общественной жизни, когда в стране не стало уже почти никаких организованных сил, истинно озабоченных судьбой России, ≈ насколько же народ нуждается в помощи от православной Церкви и положительной активности ее, выходящей за пределы лишь приходского благочестия.

Конечно, принимая решение вести активную социальную жизнь, Русская Православная Церковь вынуждена определить и ряд конкретных дозволений и ограничений. Так, решением Архиерейского Собора декабря 1994 года запрещено участие священников в политических партиях ≈ и это не вызывает сомнений. Но тот же Собор запретил священникам и личное участие в законодательных органах ≈ это уже можно оспорить. В последних дореволюционных Государственных Думах бывало по 20 и больше депутатов-священников, и их присутствие и деятельность там влияли на Думу в положительную и благотворную сторону. А сегодня кроме центральной Думы существуют законодательные собрания и в областях, иногда и в районах, надеюсь, разовьется и земство, ≈ и практическое участие священства во всех них может дать еще более плодоносные результаты. Зачем же надо лишать окружающую жизнь прямого воздействия на нее ≈ священства?

Вот, последний Архиерейский Собор постановил ⌠активизировать сотрудничество Церкви со светской прессой, радио и телевидением■. Эта форма могла бы оказаться и весьма плодотворной, но только при исключительной осторожности использования ее. Всякое злоупотребление ею, всякий переклон в сторону показности может причинить вред. Например, когда при безусловно желанном, особенно для нашей обездоленной глубинки, показе праздничных богослужений, телевидение выпячивает присутствие высоких гражданских чинов со свечами в руках.

Сложнее вопрос о соотношении Русской Православной Церкви и российского правительства. Нечего и говорить, что никогда уже не возобновится соотношение дореволюционное, не надо его и добиваться. Но насколько вообще следует Церкви держаться за государственную руку и поддержку? Это и в самые благоносные времена не усиляет духа Церкви ≈ и безусловно ослабляет ее позиции в глазах народа, особенно неверующей части его. Тем менее это желательно в наше смутное время, когда правительственные органы и не владеют реально обстановкой в стране, и еще менее того пользуются доверием и симпатиями народных масс. Вступая в великий подвиг помочь русскому народу в его духовном и физическом возрождении, и еще особенно в нынешний момент, который Его Святейшество справедливо охарактеризовал как мировоззренческую растерянность, духовный вакуум, заполняемый безнравственностью и псевдокультурой,- наша Церковь должна обрести мужество укрепляться самостоятельною силой в стране. Тесное сотрудничество с правительством еще более затрудняется для русской Церкви и тем, что российское государство ныне держится за фальшивую форму ⌠федерации■, исторически не присущую России, никогда в ней не бывавшую, наследие ленинского плана подавления России. Форму, как бы вырывающую прочь из России обособленные пространства. Форму тем более нелепую, что русские составляют в стране подавляющее большинство, 82 % населения.

Другая сторона: каковы остаются обязанности российского государства относительно православной Церкви? Всесовременно и всемирно признано, что всякая Церковь должна быть отделена от государства. Но в нашей специфической советской и послесоветской обстановке этот тезис усиленно толкуется в том смысле, что Церковь должна быть также полностью вытеснена и из общественной жизни. (Впрочем, такое же мнение овладевает и Соединенными Штатами, укрепляется и в некоторых европейских странах.) Однако отделение Церкви от государства никак не означает отделения Церкви от общества!

И еще одна сторона: Церковь отделена от государства, да, ≈ но может ли наше российское государство позволить себе быть отделенным от христианской этики? от порожденной Православием национально-культурной русской традиции? Да еще после того исторического груза вины и злодейств, которые государственная власть в нашей стране 70 лет совершала по отношению к Русской Православной Церкви, длительней всего и жесточе всего именно к ней? Да, Церковь ныне почти повсюду в мире отделена от государства ≈ но духовная традиция не подвластна юридизму. И ни у кого и сегодня не вызовет протеста выражение: ⌠Франция (Италия, Испания, Литва) ≈ католическая страна■, или ⌠католическая Церковь ≈ душа Польши■. Однако с негодованием будет в публичности воспринята фраза: ⌠Православие ≈ душа России■, ≈ хотя именно из Православия и на Православии выросла Русь.

При всеизвестном уже общем мировом падении христианства в нашу эпоху (пишут, например, что в Германии, в недавнем опросе, 40 % не могли объяснить, в чем суть праздника Рождества) ≈ казалось бы: все отдельные ветви его, отдельные христианские конфессии должны бы дружески сотрудничать в противостоянии мировому атеизму, а уж никак не конкурировать, не стараться отобрать поле влияния друг у друга. Но именно это происходит сейчас на территории России: и протестантство, и особенно католичество с энергичным напором устремились завоевывать верующих в нашей стране, хотя насколько естественней было бы им усилить заботы о пастве, теряемой в своих странах, где церкви часто пустуют. И неужели такая агрессивная конкуренция ≈ в духе примирительного экуменизма? Как тогда понимать слово ⌠экуменизм■ ? Да, конечно, при высокой взнесенности юридических представлений нашего века ≈ ⌠все имеют на все равные права■. Но как часто повсюду это равенство оказывается мнимым, если оно не подкреплено презренным металлом. Так и в нашем случае: после 70-летнего также и материального разгрома русского Православия, при его нынешней материальной бедности ≈ какие равные возможности у него могут быть при валютном перевесе иностранных проповедников, легко закупающих длительные телевизионные программы или финансирующих свои организационные структуры на территории России? Все мы ≈ в том числе и наше государство, ответственны и перед русской историей, и перед русской культурой, в которые вклад Православия несравним с другими вероисповеданиями. Всю глубину и объем нашего бытия нельзя определять одними лишь юридическими мерками. Проблема тем более обостряется, когда речь идет о религиозных или даже псевдо-религиозных (принявших религиозную окраску для мимикрии) сектах, среди которых есть прямо преступные, извращающие даже и воспитание наших детей. Пока мы выслушиваем строгие предупреждения, что Церковь должна быть отделена от школы, ≈ а секты уже во множестве льются в наши школы под разными прикрытиями и переучивают на свой лад наше отрочество, я получаю об этом тревожные жалобы родителей и учителей. (Есть и организации всемирной силы и необъятных денежных средств, например, так называемая ⌠церковь Муна■.)

Однако надо и признать, держа в памяти наше прошлое, что Церковь наша многие века была освобождена от реального духовного соревнования с другими конфессиями за души верующих ≈ а способность к такому соревнованию утрачивать нельзя.

Есть и еще сторона в соревновании вероисповеданий, на которую мы, по общему принципу начинать исправление всегда с самих себя, должны обратить сугубое внимание. Вот ≈ русский баптизм. За эпоху большевицкого лихолетья, когда православная Церковь была и полностью запрещаема подолгу, баптисты приобрели столь большой успех среди русского населения, какого и сравнимо не бывало у них раньше. Они отнюдь не используют грубых приемов иных западных сектантских проповедников ≈ не опирают моральных призывов на доводы расчета, не используют и шаблонной рекламы. Они воистину ищут смиренности, а евангельскую проповедь ведут для соотечественников ≈ на простом доступном русском языке и в полносознательной связи с современностью. Тут мы должны увидеть для нашей Церкви предупредительный урок.

И еще особенный поворот вопроса в том, что русские баптисты ≈ наши единокровные соплеменники, в обычной жизни ≈ это обычные русские люди. Если мы порой используем термин ⌠национально-религиозный нравственный идеал■, и это ≈ правомерно, то надо охватывать и все выводы отсюда. Как никто из нас не может войти в веру иначе, чем неся с собой и весь свой индивидуальный душевный комплекс, ≈ и только уже в устоянии и развитии своей веры пытается облагородить его и возвысить, ≈ так мы и не можем войти в веру иначе, нежели неся с собой и наши национальные характерности и мирочувствие ≈ и только в христианской вере возвысить их. Никак не правы те, кто говорят: станьте ⌠просто христианами■ и забудьте о своей нации. Это ≈ и неосуществимо, да и попирает неведомый нам Господень замысел о нациях. (Приводят довод: ведь сказано в Евангелии: ⌠несть эллина и иудея■. Однако изречение это имеет в Евангелии и продолжение: ⌠несть женска пола и мужеска■, ≈ а значит, вся мысль Нового Завета не должна быть трактуема столь примитивно.)

За последнее почти целое столетие уничтожения, плененности, страдальчества нашей Церкви, за век, где мы были лишены простора естественного развития, ≈ человечество совершило в понятиях и быте несколько стремительных прыжков-переворотов ≈ и мы теперь должны не просто подняться на ноги, но и не упустить влиять на наш столь изменившийся народ.

Большинство нашего народа ≈ как, впрочем, и большинство современного человечества ≈ это новые язычники. Вход к ним с христианской проповедью ≈ трудней, чем к язычникам античного времени. Нынешние язычники либо нахватались верхов разных идеологий, философий, наук, либо даже изощрены в них ≈ и во всяком собеседнике естественно претендуют встретить уровень не меньший.

На моих за последние полтора года многочисленных публичных встречах в России мне не раз приходилось слышать от соотечественников фразы, подобные такой: ⌠Да, мы конечно за духовное и нравственное возрождение России ≈ но не через Церковь: она обращает нас в прошлое■. Многие русские люди сегодня либо чуждаются традиционного православного богослужения, либо вообще не принимают христианского мировоззрения. Известны и такие случаи: побывав в храме несколько раз, современный человек отвергается от него больше, чем если бы не переступал и порога. И ≈ как же говорить с ними православным проповедникам? Чтобы иметь успех, нельзя выступить с беспрекословной диктовкой: ⌠А вы ≈ перестройте ваше сознание, и будьте, как мы. Подражайте нам!■

Из одного областного города, не стану его тут называть, я получил вот уже не первое письмо от своего давнего корреспондента, он писал мне и в Америку. Он ≈ преподаватель средней школы, и рассказывает о свежем опыте общения-беседы, который произвело епархиальное руководство: устроило встречу священников и студентов тамошнего православного университета с одной стороны ≈ и учителей городских школ с Другой. Приведу отрывки из его письма: ⌠Мы, в большинстве учителя истории и литературы, пришли на встречу с огромным интересом и желанием ≈ если не войти в Церковь, то, во всяком случае, приблизиться к вере. Но результат и наше общее впечатление от мероприятия оказались неожиданными для нас самих: нас всех что-то оттолкнуло, разочаровало. Владыка ≈ по мироощущению настоящий борец за православную веру, объяснял нам сущность ее энергично и прямо:

⌠Это огромное счастье ≈ быть православным и верить в Христа, быть с Ним и в Церкви: нет в мире ничего такого, что могло бы сравниться с этим чувством единения■. Его искреннее глубокое чувство выплеснулось как бы в отчаянии от сегодняшней тяжелой для Церкви обстановки. Однако его помощники (и принявшие сан сравнительно недавно) произвели удручающее впечатление: какие-то вялые, не уверенные в том, что говорят. Они, а также студенты, оказались во многом некомпетентными толкователями. Безусловные знатоки молитв и всей служебной практически-литургической стороны Церкви, они, однако, не проявили сколько-нибудь полных гуманитарных знаний, связи с историей, литературой, религиозной философией, да и по богословию не могли ответить на дотошные вопросы школьных учителей. Чувствуется, что Церковь сегодня очень слаба составом, и некоторые священники чаще отпугивают от веры, чем привлекают к ней.■ ≈ И еще такую деталь он приводит: ⌠Мы, учителя, привыкли в школе говорить громко и внятно, эмоционально, иначе не завладеешь аудиторией. А у выступавших священников ≈ речь тихая и едва слышная даже при полной тишине в зале. Да, учителя ≈ терпеливые люди, они будут слушать, не прерывая и молча, все, что им говорят, и даже с чем они не согласны. Но попробуйте подобным образом поговорить с рабочей аудиторией, которая собирается ныне исключительно по поводу зарплаты, ≈ засмеют, зашикают, не захотят выслушать и понять■. ≈ И заключает: ⌠Эта встреча убедила меня, что в ближайшие годы массового воцерковления народа не произойдет. И все возбужденные несколько лет назад разговоры о ⌠религиозном ренессансе■, о переполненности храмов ≈ только благие пожелания. И кто из моего круга не остается в безрелигиозном состоянии, те часто уходят в инославие, в секты, ≈ не потому, что им так уж нравятся баптисты, а оттого, что православная Церковь кажется им косной, архаичной, громоздкой, как будто лишающей их самостоятельности на пути к Богу. Вот такая обоюдная разобщенность: священники - там, сами по себе, а мы ≈ здесь, горды и отвергаем не проверенное нашим разумом...■

Очень понимаю эту трудность: объясниться и быть понятым ныне в области религиозных размышлений. Приложу мой малый опыт: в ⌠Красном Колесе■ я написал несколько религиозных и даже церковных глав. Но над каждым абзацем и каждой строчкой я старался ощущать и видеть ≈ читателя только современного, не смея допустить выражений догматически вещательных или языком уже отошедшей поры.

Что поделать? ≈ Мы живем в этом труднейшем времени, и после десятилетий грубейше материального восприятия жизни, еще по-новому ожесточившегося в последние годы. И мы обязаны напрячься и понять современное безбожное сознание ≈ и в его самоуверенности, и в его неуверенности ≈ и искать, и искать все возможные точки наших положительных контактов с ним. Мы обязаны научиться разговаривать и с полными атеистами, и с ищущими веры ≈ без самодовольства единственных охранителей Истины и на языке, который приемлем для современников, не отталкивает их. Расслышивать суть их вопросов ≈ и давать им ответы в формулировках, соответственных развитию сегодняшнего человека. Вот тут и пригодится исконная православная традиция личностного воздействия.

Да, православному духовенству еще много понадобится усилий, чтобы утвердить за собой авторитет духовного направителя масс. И надо крайне остерегаться самим и удерживать тех, кто в проповедничестве отдается воинствующему антикультурному направлению, да еще с повторением прежде усвоенных приемов тоталитарной эпохи. Но как же нам, после высших достижений русской православной мысли в XX веке, позволить себе отделиться от них и опуститься ниже.

Двадцать лет назад в обширном письме III Собору Зарубежной Русской Церкви мне пришлось напомнить:

⌠Загадочным образом всякое стояние, чтоб удержать свои позиции неискаженными, должно развиваться во времени■. Это ≈ справедливо во многих исторических ситуациях, это вполне относится и к сегодняшнему положению Русской Православной Церкви. Нисколько не колебля ни ее основ, ни православного миропонимания ≈ искать и доводы, и формы, и действия, внятные нашим современникам-соотечественникам.

Да и как можно спорить с абсолютной неизбежностью какого-то обновления форм и обрядов богослужения? Кто бы в раскольном споре XVII века предсказал, что наследники тогдашних победителей, говорившие: ⌠нет ничего страшного в естественном изменении обрядов■, ≈ именно мы через три века скажем: нет! никаких и ни малейших изменений не допустим!

В какой-то степени неизбежно обновлять не только язык возвестий внешнему миру, язык проповеди, ≈ но и сам язык богослужений. Архиерейский Собор 1994 года выразил согласие и с этим: продолжать изъявленное Поместным Собором 1917 года намерение по упорядочению богослужебной практики и редактированию церковных текстов.

Не мню себя призванным к решительному суждению о вопросах столь важных для Церкви, но по общему праву всякого рядового мирянина сужу на основе собственного долголетнего опыта: сам язык богослужения настоятельно требует ощутимого обновления за счет перехода в ряде мест с церковнославянского языка к русскому ≈ при значительном сохранении и церковнославянской торжественности. Однако этот труд не может быть выполнен только на основе квалифицированного богословия. Такое освежение богослужебного языка есть труд и боговдохновенный и поэтический, требующий гениального чувства обоих языков.

Из нынешней душевной потерянности в нашей стране, как и, шире, из духовной затемненности сегодняшнего мира решающим путем видится ≈ образование отрочества и юности, ему-то в основном и посвящены наши Чтения.

Будущее православного образования в приходских воскресных школах, в православных гимназиях существенно зависит от того, насколько наши священники окажутся не только прочно эрудированными в образовательных предметах, но ≈ умелыми педагогами, чуткими и к сегодняшней психологически непростой юношеской аудитории. Однако вот, объезжая российские области, я узнавал, что воскресные школы устрояются далеко не везде и с немалым трудом.

Да и самая общая постановка и цель школьного образования сегодня не определены четко: каковы же их задачи? какую именно Россию мы хотим высветлить из растущих граждан? А с христианской точки зрения: не можем же мы отдать образование простому заглатыванию суммы знаний, некоему компьютерному потоку, с безразличием к душевному созреванию ученика. Но какие меры могут внести в школу воспитание Духовное и религиозное? Они должны быть гибкими и находчивыми при тех черствых условиях, которые ставит перед нами век. (Промелькнул и циркуляр российского Министерства образования: ⌠недопустимо религиозное воспитание в школах в любых формах■!..)

Сегодня в системе общеобразовательных школ совсем не лучшим, а скорее сильно упрощенным выходом было бы настаивать на прямом преподавании закона Божьего как отдельного предмета. Также уходим мы от цели и преподаванием схематичного ⌠общего религиоведения■, которое в наших условиях и поручают к тому же бывшим профессиональным преподавателям атеизма, ≈ можно представить степень их искренности. Нет. Христианское мировосприятие естественней всего вошло бы в души учеников через охватывающую атмосферу преподавания ≈ и не только предметов гуманитарного и эстетического цикла, не только через хрестоматии по литературе и истории, через уроки психологии. Также и преподавание цикла естественных наук может ≈ как его повести, я согласен с игуменом Иоанном (Экономцевым), ≈ создавать в учащемся либо ощущение своего гармонического родства с природным миром, либо позитивистского надмения над ним.

Наконец и об общей структуре школьной системы образования в России. Она, наряду с непременной цельностью, сохраняющей культурное единство государства, должна обладать и свободой вариативности и разнообразия школьных устройств ≈ и родители должны иметь право выбирать учебные заведения в соответствии со своими убеждениями. В некоторой мере здесь пособят и негосударственные школы, если преодолеют организационные и финансовые трудности.

Я думаю, наше Совещание, собравшее неравнодушных тружеников школьного поля, услышит много практических соображений и предложений, как именно осуществлять православное воспитание юношества, терпеливо готовя оздоровление всей духовной атмосферы России.

[СОДЕРЖАНИЕ] [О НЕМ] [ДЕЛА] [КНИГИ][РАССКАЗЫ][СТАТЬИ] [О ЦЕРКВИ] [ЛЕТОПИСЬ]